marfa_nikitina4 (marfa_nikitina4) wrote,
marfa_nikitina4
marfa_nikitina4

Categories:

Зарина Асфари: Быть Гением. Отрывок из книги

Искусствовед и журналист Зарина Асфари знакомит читателей с десятью великими художниками, рассказывая о них в своей книге «Быть гением. Истории об искусстве, жизни, смерти, любви, сексе, деньгах и безумии» (издательство «Альпина Паблишер»). «Сноб» публикует главу, посвященную основоположнику австрийского модерна — Густаву Климту

29 Ноябрь 2019 9:55




Густав Климт, 1905 Фото: Mopic Hap/Wikimedia Commons

Когда я добавила в книгу Климта, она, еще не имея названия и обложки, мгновенно облеклась в целлофан и обзавелась клеймом «18+». Потому что с Климтом по-другому никак. Рассказывать о нем в формате «для детей» — значит кастрировать его жизнь и искусство. Мне говорили, что книги в целлофане, которые нельзя полистать в книжном магазине, тяжелее продаются. Что ж, Густав, ради тебя я готова пойти на эту жертву.

Я пишу эту главу по горячим следам — только что закончилась лекция о женщинах в жизни Климта. Перед лекцией, насмотревшись на его порнографические наброски, о которых с таким аппетитом рассказывает наш герой воображаемому Фрейду, один молодой человек сказал: «Видимо, чего-то ему не хватало в жизни…» Так наброски же с натуры! Всего ему хватало. С избытком. Недаром ему приписывают до 40 детей, а письма свидетельствуют о том, что слухи вполне оправданны. Неслучайно я устроила эту вымышленную встречу с отцом психоанализа: Зигмунд Фрейд был старше на 8 лет, жил в том же городе, работал на той же ниве чувственности и эротомании. Доподлинно неизвестно, были ли эти двое знакомы, но они, безусловно, в каком-то смысле коллеги, и их встреча хотя бы на страницах этой книги должна была состояться. И именно в поезде. Не только потому, что в его ритмичной качке, начитавшись трудов Фрейда и насмотревшись картин Климта, находишь нечто эротическое, но и потому, что железные дороги — один из важнейших символов Австрии рубежа веков. Стремительно разрасталась железнодорожная сеть, бурно развивалась империя, богатели венские промышленники — заказчики Климта.

По свежепроложенным рельсам Австрия катилась в светлое будущее, еще не догадываясь о том, что за очередным крутым поворотом ее ждет аншлюс. Большая часть клиентов Климта и их наследников окажется в концлагерях, а те, кому повезет, — в эмиграции. Его «Золотая Адель», портрет дочери председателя Восточных железных дорог Морица Бауэра, из апартаментов семьи Блох- Бауэр переедет в Бельведер, по пути утратив имя. На стене главной венской галереи она появится под поэтичным названием «Женщина в золотом» и обрастет титулом австрийской Джоконды. Горькая ирония заключается в том, что волею судеб иконой австрийской красоты стал портрет чистокровной еврейки. Практически все модели Климта были представительницами этой национальности — в 1848 году началось смягчение законов, регламентирующих жизнь евреев в городе, в 1857 году император Франц- Иосиф приказал снести городскую стену, и в столицу хлынул поток людей, многие из которых вскоре составили цвет венского общества. За 20 лет население Вены удвоилось, так что для одной половины горожан аншлюс был триумфом, а для другой — смертным приговором.



Густав Климт. Портрет Адели Блох-Бауэр I. 1907. Новая галерея, Нью-Йорк Фото: Wikimedia Commons

Спустя 60 лет после Аншлюса Австрия решилась на повторную реституцию. То, что казалось признанием ошибок прошлого, не прошло проверку на искренность и обернулось популистским жестом. Роль лакмусовой бумажки сыграла Мария Альтман — пожилая еврейка из Лос-Анджелеса, которая заявила, что в Бельведере висит портрет ее тетушки. Австрия легко рассталась с тремя климтовскими пейзажами из коллекции Блох-Бауэров, но «Золотую Адель» так просто не отпустила. Суды затянулись на несколько лет и вскрыли неготовность общества к реституции. Появление Марии Альтман стало двойным ударом: во-первых, жемчужину австрийского искусства хотят увезти за океан, во-вторых, австрийская Джоконда, икона арийской красоты, оказалась семитских кровей. Когда в 2006 году Мария выиграла суд, добавился третий удар: деньги, вырученные от продажи картины Новой галерее в Нью- Йорке, адвокат Марии Альтман Рэндол Шенберг отдал на расширение Музея холокоста в Лос-Анджелесе и на правовую поддержку наследников жертв холокоста в делах о реституции. Так шедевр «золотого периода» Климта открыл дорогу домой многим картинам, украденным нацистами у людей, которые наверняка водили знакомство с королем модерна. И что, может быть, важнее — помог сохранить память о том, что с ними произошло.
Проявляя чувственность

Когда художники эпохи Возрождения открыли для себя древнегреческие образцы, они обнаружили, что у Афродит и прочих Флор волосы растут только на голове. Оно и неудивительно: ведь речь идет о бронзовых скульптурах и их мраморных римских копиях. Но с тех пор вступил в силу негласный уговор: за право живописать обнаженную натуру приходится платить игрой в божественность. Мол, мы изображаем не женщину, но богиню, добропорядочную женщину раздевать у нас нет ни малейших оснований, это в конце концов оскорбило бы христианскую мораль. Главное отличие богини от простой смертной подсказали все те же эллины: у богини не растут «срамные волосы». Так и повелось, что в искусстве начиная с XV века господствует обнаженная женская плоть, но отсутствует сама женщина. Так продолжалось до XIX века, и даже после «Махи обнаженной» Гойи, после «Олимпии» Мане, после «Больших обнаженных» Модильяни прошло не одно десятилетие, прежде чем женское тело без античного «фотошопа» перестало шокировать публику.

Легенда гласит, что идеолог Братства прерафаэлитов Джон Рескин, узрев в первую брачную ночь свою избранницу, был оскорблен в лучших чувствах: она совсем не похожа на Афродиту, и тело ее вовсе не так гладко, как обещали художники последних столетий! Поговаривают, что Рескин предпочел вовсе отказаться от интимной жизни ввиду такой чудовищной несправедливости.

Издательство: Альпина Паблишер

Эта история призвана эффектно подчеркнуть всю вопиющую скандальность климтовской живописи. Ему неинтересны богини, он предпочитает женщин. Простых, земных, несовершенных — и оттого особенно манящих. Картина «Невеста» из-за его скоропостижной кончины осталась незавершенной, и благодаря этому мы видим, что он действительно писал своих моделей обнаженными и уже после одевал их, укрывая от хищных мужских взоров. Его прелестницы не носят удушающих корсетов — они свободны от любого рода условностей и поэтому не видят нужды играть в богинь. Они наслаждаются своей телесностью со всеми ее мнимыми изъянами.

Климта не любят феминистки. Упрекают в объективации женщины. А зря! В своем искусстве он ломает чопорную фальшь, против которой эти же феминистки и выступают. В конце концов он вернул женщине право на срамные волосы задолго до того, как компания Adidas сняла в рекламе кроссовок модель с нарочито небритыми ногами. И сделал он это куда изящнее, не низвергая женскую сексуальность, а, наоборот, превознося ее на недостижимую для любой богини высоту.
Прелюдия к «Влюбленности»

Что-то кончается, что-то начинается. Личная трагедия вроде смерти брата может обернуться новой жизнью и переоценкой ценностей. Именно после раннего ухода Эрнста Густав совершил крутой поворот в своем искусстве, променяв лояльность заказчиков на собственный выразительный язык. Именно Эрнст, уходя, связал его клятвой с семьей Флеге и в конечном счете буквально приковал к Эмилии.



Густав Климт и Эмили Флёге, 1909 Фото: Heinrich Böhler/Wikimedia Commons

Эмилия была младше Густава на 12 лет и относилась к климтовскому типу женщины. Или сам этот тип родился из любви к Эмилии? Сейчас уже точно не скажешь, да это и не так важно. Эмилия была свободной во всем — ее немыслимо было сковать тисками корсета или узами брака. Она не то что была далека от идеи замужества, то есть нахождения «за мужем», в позиции подчинения, смирения и послушания, — она не желала даже оставаться на равных. Она была выше любого мужчины. В случае с Климтом — еще и физически (как, впрочем, большинство венских красавиц). Рядом с ней он смотрится неотесанным медведем, каковым, в общем-то, и был, — это и пленяло светских дам, привыкших к вышколенным кавалерам. Возможно, эта простота, помноженная на животную сексуальность, прельщала и Эмилию. Вероятно, свой вклад внес творческий симбиоз: он участвовал в «сочинении» платьев для ее модного дома, она одевала его моделей (а заодно сшила льняной балахон, который он носил везде, где этикет не предписывал появляться исключительно во фраке и при высоком воротничке). Наверняка было что-то еще, что связывало этих свободолюбивых, непохожих и будто созданных друг для друга людей.

Когда я смотрю на их общие фото и на этот набросок к «Влюбленности», я думаю о том, что ее холодная возвышенность над мужчиной была скорее защитной маской, реакцией на затхлый воздух светской Вены со всем ее двуличием и отрицанием права женщины распоряжаться своим телом и своими чувствами. Климт разделял ее взгляды и так же, как и она, ратовал за свободу женщины от гнета устаревшей морали. Оставаясь наедине, они могли отбросить все условности, раствориться друг в друге и не думать о том, кто выше. Хотя ее лицо исполнено щемящей нежности, а руки стремятся обхватить его могучую спину, хотя она буквально на наших глазах, расслабляясь, опадает в его крепких объятиях — он не доминирует над ней, он поглощен мгновением, когда два «я» сливаются в «мы». Посмотрите на этот набросок и повторите вслух расхожую фразу: «В их отношениях не было интимной близости, это особая платоническая связь». Вы в это верите? Я — нет.

Взято:
https://snob.ru/entry/185742/?utm_source=vk&utm_medium=social&utm_campaign=snob&utm_content=literature
Tags: Австрия, Густав Климт, искусство, художники
Subscribe

Posts from This Journal “художники” Tag

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 5 comments